Итак, наш путь лежал к Ростову, 8-й гвардейский минометный полк перебрасывался на усиление частей 56-й армии. Артсклад предписывалось перебазировать на левый берег Дона, а штаб опергруппы в район Мечетинской.

Прежде чем выехать в Ростов, я решил заехать в хутор Малый Мишкин: хотел убедиться, что штаб опергруппы, артсклад и подвижная ремонтная мастерская (ПРМ) эвакуированы.

На пути в Малый Мишкин мне пришлось стать свидетелем ракетного залпа двух боевых установок. Когда я подъехал к ним, то, к своему удивлению, увидел, что возле машин стоят воины родного мне 4-го гвардейского минометного полка. Гвардейцы очень обрадовались нашей неожиданной встрече, окружили меня.

Я недоумевал, как они очутились у нас, в войсках другого фронта.

— Опознавательные знаки подвели, ответил командир боевой установки. На ваших машинах такие же знаки, как и на машинах нашего полка римская пятерка. Вот мы и примкнули во время отхода к одной из ваших колонн. Спасибо военинженеру 3 ранга за то, что приказал взять нас на буксир.

О дальнейших событиях мне рассказал начальник нашей ПРМ военный инженер 3 ранга А. Ф. Алферов, который тоже был здесь.

Волнуясь и слегка заикаясь, он доложил, что штаб группы, ПРМ и артсклад эвакуированы, а две боевые машины 4 гмп, взятые на буксир еще под Белой Калит-вой, задержались, так как своим ходом двигаться не могли.

На марше их обстреляли вражеские самолеты. Пули попали в головки блоков цилиндров и пробили их. От этого в системе охлаждения возник гидравлический удар и водой выдавило технологические заглушки блоков цилиндров. Двигатели нужно было сменить, но запасных в ПРМ не было. За ночь головки блоков отремонтировали. Осталось зачеканить технологические отверстия, но для этого требовалось снимать моторы, иначе к ним нельзя было подобраться. Когда фашистские танки подошли к Новочеркасску, подполковник Евсюков приказал ПРМ срочно отходить к Ростову, а там переправиться через Дон. Только две машины 4-го гвардейского минометного полка не могли двигаться своим ходом, а буксировать их было нечем. Алферов дал команду расчетам подготовить боевые установки к подрыву.

Но легко сказать подорвать машины, каждая из которых за восемь десять секунд могла обрушить на голову врага 16 смертоносных снарядов! Ведь это залп целого ствольного дивизиона! Поэтому, подумав, Алферов приказал строгать пробки, чтобы закрыть технологические отверстия.

Вместе с неисправными установками остались летучка и полуторка. Остальные машины ремонтной мастерской во главе с комиссаром старшим политруком Ф. Новосадом отправились на Ростовскую переправу.

Командиры боевых машин открыли ящики со взрывчаткой и на всякий случай подготовили установки к подрыву.

Но вот первые пробки готовы. Их стали примерять и подгонять, а потом забивать. Пробки нужно было забивать туго, чтобы они не пропускали воду двигателя. Наконец вставлена последняя пробка. Заливают воду, но одна из пробок пропускает ее. Пробку подбивают, но она дальше не идет уперлась в стенку блока. Ее заменяют другой. Снова заливают воду, уровень ее в горловине радиатора не понижается. Под одобрительные возгласы водитель заводит машину. Алферов дает мотору полные обороты, не спуская глаз с горловины радиатора. На радость всем, пробка выдержала испытание. То же повторили и со второй машиной. Обе боевые установки по команде Алферова вышли на дорогу и произвели залп через Новочеркасск по танкам врага, спускавшимся по склону горы к городу.

И вот после произведенных залпов передо мной стояли боевые машины славного 4-го гвардейского минометного полка.

В этой части у меня осталось много хороших друзей, верных товарищей. Вспомнился один из лучших офицеров полка, помощник начальника штаба капитан В, С. Архипов (он погиб в Сталинграде), начальник полковой разведки майор Николай Королев, командир дивизиона майор Борис Овчуков-Суворов. Борис был изумительный человек — отважный, находчивый, волевой, энергичный. Его никогда не покидал оптимизм, для всех он находил душевное слово. Овчуков-Суворов был не только одним из лучших командиров дивизионов, но и пламенным агитатором, вдохновенным поэтом.

Позже из писем друзей я узнал, что после подполковника Н. В. Воробьева полком командовал И. Н. Радчен-ко, а Р. Р. Василевич стал начальником штаба оперативной группы Зубанова. Я с радостью узнал, что за бои под Сталинградом 4 гмп был награжден орденом Ленина. Ведь этот полк я формировал, командовал им, когда он давал первые залпы под Диканькой и участвовал во многих боях на Юго-Западном фронте.

В период боев под Сталинградом над 4-м гвардейским минометным полком взяли шефство комсомольцы и трудящиеся Новосибирска, В организации этого шефства большую роль сыграли бывшие комсомольцы города Борис Овчуков-Суворов и Николай Королев. Они находились в Новосибирском госпитале после ранения. А поправившись, выступали перед рабочими заводов и молодежью, рассказывали о боевых делах своего полка, о боях под Сталинградом. Вот тогда-то Новосибирский обком партии и обком комсомола приняли решение взять шефство над 4-м краснознаменным гвардейским минометным полком.

Выполняя это решение, новосибирцы во время Сталинградской битвы прислали в полк 138 коммунистов-добровольцев. Они привезли полушубки, валенки и другую теплую одежду, а также много подарков от трудящихся города и области.

Делегацию города возглавлял видный художник Сибири В. В. Титков. Художник не вернулся в Новосибирск, а остался в полку. Это был бесстрашный человек. Он не упускал случая в самом пекле боя делать наброски своих будущих картин.

В 1944 году, когда полк находился на ремонте под Москвой, ему вручили 24 боевые машины с надписью «Новосибирский комсомолец». Это был подарок от трудящихся и комсомольцев Новосибирска и области.

В 4 гмп регулярно выпускалась многотиражная газета «Гвардеец», которую очень любили воины. Одним из ее активнейших военкоров был майор Борис Овчуков-Суворов. Почти в каждом номере полковой многотиражки появлялись его страстные патриотические стихи.

Обо всем этом мне писали мои друзья Р. Р. Василевич и И. Н. Радченко, который с лета 1944 года стал начальником оперативной группы ГМЧ 3-го Прибалтийского фронта.

Угроза нависла над Ростовом. Не считаясь с большими потерями, фашисты теснили героически сражавшиеся войска 56-й армии и сумели на отдельных участках довольно глубоко вклиниться в ее оборону. В полосе армии из гвардейских минометных частей действовал только один 14-й отдельный дивизион моряков. 19 июля 1942 года он занял боевой порядок на окраине Ростова, который противник подвергал нещадной бомбежке. 22 июля в 12 часов дня распоряжением командующего артиллерией 56-й армии дивизиону была поставлена задача занять огневую позицию вблизи аэродрома.

В 15 часов дивизион был готов к бою. Разведка во главе с младшим политруком А. С. Абызовым и глав-старшиной А. П. Шустовым сообщила, что в поселок Красный Крым входят танки противника. Батарея старшего лейтенанта Д. Н. Бериашвили открыла огонь по наступающим гитлеровцам. Первая атака была отбита. Но тишина стояла недолго.

Ровно в 20.00 Абызов передал радиограмму: «Танки противника подходят к нам». А через несколько минут он уже просил открыть огонь по его наблюдательному пункту. Лавина вражеских танков развернутым строем шла на Ростов. К городу один за другим летели фашистские бомбардировщики. Москвин дал команду дивизиону. И снаряды понеслись навстречу врагу. Вот когда пригодились гвардейцам уроки стрельбы прямой наводкой! Моряки ожидали, что самолеты противника обрушат весь свой бомбовый груз на позиции дивизиона. Ведь «юнкер-сов» летело над ними более трех десятков. Но случилось непредвиденное. Бомбардировщики, видимо испугавшись огненных комет, выпущенных нашими «катюшами», резко изменили курс, улетели и не показывались до следующего утра. А там, где стеной шли танки врага, теперь высоко в небо поднимались клубы черного дыма, полыхали костры горящих машин. Абызов же и его боевые друзья, к счастью, остались живы.

Дивизион отошел на запасные позиции. Батарея Н. М. Павлюка, имевшая запас снарядов еще на один залп, прикрывала отход. А когда отходил Павлюк, его с запасных позиций прикрывала другая батарея.

Фашистские танки остановились и открыли огонь по батареям. В сумерках моряки били по вражеским машинам из противотанковых ружей, ориентируясь по вспышкам выстрелов. Эта дуэль продолжалась до поздней ночи. Командующий 56-й армией приказал гвардейцам отходить за Дон. Однако Москвин и Юровский убедили его, что дивизион еще может продолжать бой. Позднее генерал Рыжов послал Москвину и Юровскому с офицером связи письмо, в котором говорилось:

«Приветствую в Вашем лице славный гвардейский минометный дивизион моряков. Они решали свои задачи героически. Они — подлинные сыны нашей Родины. В боях за Ростов-на-Дону дивизион положил немало заклятого врага!

Деритесь за Родину! Бейте беспощадно гитлеровцев!

Командующий 56-й армией генерал-майор Рыжов».

За этот и последующие бои под Ростовом-на-Дону, за бои в Сальских степях и горах Кавказа дивизион моряков был награжден орденом Красного Знамени.

Восьмой гвардейский минометный полк подполковника Лобанова своим огнем тоже оказал поддержку отходящим к Ростову войскам. 22 июля 1942 года я прибыл в этот полк. Штаб полка с одним дивизионом находился на северо-восточной окраине Ростова, в роще. Меня встретил начальник штаба майор X. А. Макарьян, высокий смуглый офицер с орденом Красной Звезды на вылинявшей гимнастерке. Тбилисское артиллерийское училище он окончил в 1931 году. В том же году стал коммунистом. Боевое крещение Макарьян получил еще в боях с японскими захватчиками у озера Хасан.

Не успел я осмотреться, как на рощу, где мы находились, налетели фашистские самолеты. Гвардейцы еще по вырыли щели и аппарели для боевых машин, и все мы, конечно, подвергались большой опасности. «Юнкерсы» с ревом пикировали над расположением штаба полка и дивизиона.

С самых первых дней войны мне не раз приходилось бывать под бомбежками, под артиллерийским и минометным огнем. Казалось бы, пора привыкнуть. Но привыкнуть к этому невозможно. Кто утверждает, что привык, что ему неведомо чувство страха, кривит душой. Страх может быть у каждого человека, независимо от чинов и званий. Главное — уметь преодолеть его.

Раздался пронзительный свист, который заставил всех стоящих броситься на землю и прижаться к ней как можно плотнее. Кто-то упал на меня, распластавшись. «Кого-то отбросило взрывной волной», — мелькнула у меня мысль. Подняв тяжелую голову, я узнал майора Макарьяна.

— Вы ранены?

— Лежите, товарищ полковник, со мной все в порядке, — ответил он спокойно.

Налет кончился. Нас всех засыпало землей, выброшенной силой взрыва из самой близкой воронки. В ушах шумело. Мы встали, отряхнулись и были по-человечески счастливы, что остались целы и невредимы.

— И все же, что с вами случилось? — спросил я Макарьяна.

— Товарищ полковник, — несколько смущенно сказал он, — если мы не успели вырыть окопы, наш долг — грудью закрыть своего командира.

Я крепко пожал руку майору.

23 июля фашисты ворвались в Ростов. Завязались жестокие уличные бои. Над городом непрерывно кружили вражеские самолеты, бомбившие железнодорожный мост и понтонную переправу возле элеватора, ведущую через Зеленый остров на левый берег Дона. В эти знойные июльские дни город был окутан дымной мглой пожарищ. Дышать было нечем. Улицы, ведущие к понтонному мосту, были забиты беженцами, обозами отступающих частей. Людской поток двигался сурово, настойчиво, молча.

Приказом войскам фронта в первую очередь предписывалось переправлять на левый берег Дона гвардейские минометные части. 43, 49, 67-й гвардейские минометные полки и 101-й отдельный дивизион 22 и 23 июля переправились на левый берег Дона через Аксайскую, Бага-евскую и Мелиховскую переправы. С левого берега эти части прикрывали отход и переправу наших войск. В течение трех суток (23, 24 и 25 июля) два дивизиона 49-го гвардейского минометного полка задерживали противника возле поселка Сусатский. Дивизионы залпами уничтожили до батальона пехоты, разрушили три наведенные врагом переправы, подбили и сожгли сотни автомашин.

23 июля в городе оставался еще 8-й гвардейский минометный полк и 14-й дивизион моряков.

Штаб фронта и штабы 56-й и 12-й армий находились в движении, установить с ними связь не удавалось. Понтонная переправа, хотя и подвергалась налетам вражеской авиации, но еще не была повреждена.

С большим трудом к концу дня 23 июля 8-й полк был переправлен на левый берег. В соответствии с боевым распоряжением командующего фронтом он поступил в оперативное подчинение 18-й армии.

Колонну оставшихся машин нашего штаба по переулкам к берегу Дона повел офицер 8-го полка, уроженец города Ростова. Двигаясь затем вдоль берега, мы вышли к понтонному мосту. На переправе встретили Москвина и Юровского.

— В бою израсходованы все снаряды, дивизион пробивается к переправе, — доложил Москвин.

Через некоторое время показались первые машины дивизиона. Благодаря дружным и организованным действиям моряков колонна автомашин и боевых установок переправилась сравнительно быстро. Теперь все наши части были на левом берегу. Об этом я доложил члену Военного совета фронта дивизионному комиссару И. И. Ларину, находившемуся у понтонного моста.

— Это хорошо, — сказал Ларин. — Теперь вам, товарищ Нестеренко, придется возглавить переправу, А Ло-маковскпй будет комиссаром.

Прямо скажу, задание меня не обрадовало. Ведь мне надо было заняться организацией боевых действий минометных частей. Но Ларин решительно повторил:

— Переправу возглавите вы! В ваше распоряжение скоро прибудут на катерах моряки Азовской флотилии. Встречайте их и ставьте им задачу.

Итак, мне и Ломаковскому пришлось возглавить Ростовскую переправу.

Командиру 14-го дивизиона моряков Москвину было приказано выделить группу из десяти человек во главе с лейтенантом Е. М. Бискупским в мое распоряжение. Минут через тридцать на катерах прибыло около шестидесяти матросов Азовской флотилии. Их возглавлял глав-старшина Я. Ф. Блинов. Как только моряки выгрузились и построились на песчаном берегу, я обратился к ним с короткой речью.

— Товарищи матросы, член Военного совета фронта поставил перед нами задачу в кратчайший срок ликвидировать пробку, обеспечить непрерывное движение на переправе. Для этого мы должны перекрыть все боковые улицы и переулки, не допускать вклинивания в центральный поток.

Я отобрал пять рослых матросов и приказал им строго следить за порядком у входа на переправу. Минут через двадцать пробка была ликвидирована, по понтонному мосту возобновилось непрерывное движение. Так продолжалось всю ночь.

Как мы и предполагали, с рассветом начались групповые налеты «юнкерсов». Они пикировали на переправу, сбрасывали бомбы на беззащитных людей, скопление машин и боевой техники. Горели цистерны с горючим, рвались снаряды на машинах с боеприпасами.

Матросы героически тушили полыхавшие автомашины, оттаскивали их в сторону тракторами и танками, расчищая путь. Чтобы хоть как-то прикрыть понтонный мост от пикирующих бомбардировщиков, мы решили поджечь склад с семенами подсолнечника, что находился вблизи на берегу. Сразу же поднялось огромное черное облако дыма, которое на несколько часов закрыло мост плотной дымовой завесой.

Переправа работала непрерывно. Во время дымовой завесы не было ни одного прямого попадания в понтоны. Однако склад сгорел, и дым рассеялся. Бомбы стали рваться все ближе и ближе. Осколками одной из них были убиты три матроса и смертельно ранен главстаршина Блинов. Получил легкое ранение и я. Осколком бомбы мне перебило указательный палец на правой руке и рассекло скулу.

На мосту снова образовалась пробка. Дорогу преградил пылающий грузовик ЗИС-5. Мы решили танком столкнуть его в сторону. Но это оказалось не так просто. Как только танк наехал на горящую машину, у него неожиданно заглох мотор. Танкист растерялся и не знал, что предпринять. Ему на помощь пришли моряки. Помогли советом и делом.

Наконец танк дал задний ход. Потом стремительным рывком двинулся вперед, протаранил машину, потащил ее в сторону. Все, что осталось от горящего грузовика, матросы затушили. Переправа возобновилась.

Тяжелораненый главстаршина Я. Ф. Блинов попросил лейтенанта Бискупского позвать меня. Я подошел к нему (это было уже на элеваторе). Ослабевшим голосом Блинов проговорил:

— Товарищ полковник! Я умираю, разрешите вас обнять... Отомстите за меня... — У него бессильно упала рука. — Передайте моим матросам... пусть... бьют их... ненавистных гадов. Отомстите за горе моей матери...

Я наклонился к нему, обнял и поцеловал, еле сдерживая слезы.

А в это время у переправы продолжали рваться бомбы, стены элеватора содрогались от взрывов. При самом въезде на мост дорога была разрушена. Здесь образовались громадные выбоины и глубокая колея, залитая водой. С большим трудом нам удалось закрыть выбоины листами котельного железа, сложенными у элеватора.

Движение людей и боевой техники по понтонному мосту продолжалось до шести часов вечера 24 июля.

Благодаря героическим усилиям моряков Азовской флотилии переправа работала почти без перерывов, несмотря на налеты «юнкерсов». Самоотверженность, решительность и мужество проявили многие моряки. Среди них были главстаршина Блинов, мичман Бобров, старшина 1-й статьи Овечкин, лейтенант Бискупский, старший техник-лейтенант Костылев и многие другие.

Около шести часов вечера во время массированного налета «юнкерсов» понтонный мост был разрушен в нескольких местах. Восстановить его теперь было невозможно. Движение прекратилось. Всем ожидавшим мы объявили, что переправляться теперь надо на подручных средствах.

В 19 часов 24 июля от командующего фронтом генерал-лейтенанта Р. Я. Малиновского прибыл на катере офицер. Он передал мне такую записку: «Товарищ Нестеренко! Оставить переправу, прибыть в Мечетинскую. Малиновский. 24.VII.42 года».

Мы погрузили на катер тяжелораненых, находившихся в элеваторе, и отправили их через Дон. Полковник Ломаковский, лейтенант Бискупский и я по обломкам моста с огромным трудом перебрались на Зеленый остров, а затем на левый берег Дона. Недалеко от переправы среди убитых мы опознали генерала Черняева. Взяли его документы и ордена, а тело в сопровождении лейтенанта Бискупского отправили в Мечетинскую.

Утром 25 июля на попутных машинах мы добрались до Жуково-Таврического, где находился штаб 8-го гвардейского минометного полка. Оттуда на машине командира полка выехали к командующему фронтом, находившемуся в станице Мечетинская.